– Ты спала на правом боку. – Скифр склонилась у нее из-за плеча, хватая двумя пальцами кусок мяса из горшка. – Я сделала все, что смогла, не разбудив тебя. Ты такая умиротворенная, когда спишь.

Колючка уставилась на нее.

– Ты сказала, что не будешь заставлять меня стричься!

– Вот поэтому я постригла тебя сама. – И женщина улыбнулась, словно оказала Колючке немаленькую услугу.

Вот и думай потом, что у ведьмы есть сердце, и о прекрасном дне. Колючка не знала, чего хочет – зарыдать, закричать, или врезать Скифр по лицу. В конце концов все, что она могла поделать, это брести к реке, слушая, как в ушах звенит смех команды, сжимая зубы и вцепившись в свою полуобритую-полувсклокоченную голову.

Самым бережно хранимым имуществом ее матери было маленькое зеркальце, оправленное в серебро. Колючка всегда ее дразнила, что та любила его из-за своего тщеславия, но знала, что на самом деле это был подарок ее отца, много лет назад привезенный из Первого из Городов. Колючка всегда ненавидела смотреть в него на свое отражение. Слишком длинное лицо, слишком впалые щеки, слишком острый нос и слишком злые глаза. Но она с радостью обменяла бы кривобокое посмешище, смотревшее сейчас на нее из спокойной воды на краю реки, на то отражение.

Колючка помнила, как мать тихо пела, расчесывая ее волосы, а отец улыбался, глядя на них. Она помнила смех и тепло рук, обнимавших ее. Свою семью. Свой дом. Она сжала мешочек, который всегда носила, и подумала, насколько это достойно сожаления – носить кости пальцев своего отца на шее. Но это было все, что у нее осталось. Она горько потрясла головой, уставившись на обезображенное отражение, и за ним появилось другое – высокое, худое и бесцветное.

– Почему вы меня сюда взяли? – спросила она, сердито хлопнув по воде и смешав оба отражения.

– Чтобы сделать наших врагов союзниками, – сказал Отец Ярви. – Привести помощь в Гетланд.

– На тот случай, если вы не заметили, я плохо завожу друзей.

– У всех свои недостатки.

– Так зачем брать меня? Зачем платить Скифр за мое обучение?

Министр позади нее сел на корточки.

– Ты веришь мне, Колючка?

– Да. Вы спасли мне жизнь. – Хотя, глядя в его бледно-голубые глаза, она раздумывала, насколько следует доверять этому хитроумному человеку. – И я поклялась. Какой у меня есть выбор?

– Никакого. Так что верь мне. – Он глянул на то, что осталось от ее волос. – Возможно, потребуется время привыкнуть к этому, но мне кажется, оно тебе подходит. Странно и свирепо. Оригинально.

Она фыркнула.

– Необычно, это уж точно.

– Некоторые из нас необычные. Я всегда думал, что ты рада быть не такой как все. Кажется, ты цветешь на насмешках, как цветок на навозе.

– Это сложнее, чем кажется, – пробормотала она. – Всегда находить храбрый вид.

– Поверь мне, я с этим знаком.

Некоторое время они молчали в тишине около воды.

– Вы поможете мне побрить другую сторону?

– Я бы сказал, оставь так.

– Так? Почему?

Ярви кивнул в сторону команды.

– Потому что пошли они нахрен, вот почему.

– Пошли они нахрен, – пробормотала Колючка, зачерпывая воду рукой и прилизывая те волосы, что еще остались. Следовало признать, идея начинала ей нравиться. Оставить голову побритой наполовину, странно и свирепо, как вызов всем, кто на нее посмотрит. – Пошли они нахрен. – И она фыркнула от смеха.

– Ты не одна в этой команде выглядишь странно. И в любом случае, – Ярви мягко стряхнул с ее плеча оставшиеся пряди, – волосы отрастают.

На веслах в этот день было нелегко, пришлось сражаться с сердитым течением, поскольку Священная сузилась, и ее берега стали круче. Ральф хмурился, направляя корабль между камнями, вокруг которых пенилась белая вода. Тем вечером, когда закат разгорелся розовым над покрытыми лесом холмами, они добрались до высокого волока.

На берегу была странная деревня, где не было двух одинаковых домов. Некоторые построены из дерева, некоторые из камня, другие из дерна, как курганы мертвых героев. Это был дом людей Расшатанного моря, которые остановились на своем пути на юг; людей из Кальива и империи, которые остановились на своем пути на север; людей из лесных кланов; и еще из Конного Народа, которые, должно быть, застряли здесь в своих путешествиях на запад или восток. Семена, которые нанесло с половины мира, и которые решили по какой-то странной прихоти пустить здесь корни.

Какой бы ни была их одежда, и их наряды, несмотря на то, как ловко они навострились вытягивать монеты у проходящих здесь команд, по венам Отца Ярви текла кровь Золотой Королевы, и он знал, как лучше всего обвести их вокруг пальца. Он торговался с каждым на его собственном языке, сбивал их с толку то очаровательными улыбками, то каменной холодностью, пока они не начинали ссориться между собой, предлагая ему цены меньше. Когда он, наконец, нанял восемь огромных волосатых волов у главы деревни, ей осталось лишь удивленно смотреть на несколько монет в своей ладони.

– Отец Ярви не дурак, – сказал Бренд, глядя на то, как он творит свою ежедневную магию.

– Он самый хитроумный человек из тех, кого я когда-либо встречал, – ответил Ральф.

Около реки было кладбище брошенных лесоматериалов. Там были бревна и полозья, сломанные мачты и весла, и даже старый покореженный киль, на котором еще сохранилась какая-то обшивка – кости корабля, который, должно быть, слишком повредился при спуске с холмов, и его разломали на части. Команда вооружилась топорами и стамесками, и к тому времени, как показался Отец Луна, Южный Ветер уже был на берегу с хорошими полозьями, установленными вдоль киля, а весь груз был упакован в двух нанятых фургонах.

– Будем тренироваться? – спросила Колючка, наблюдая, как команда принимается за свои ежевечерние развлечения у костра, и слушая взрывы хохота, вызванные тем, как Колл копировал одну из невероятных историй Одды.

Скифр посмотрела на нее, один ее глаз блестел в гаснущем свете.

– Уже поздно и завтра будет тяжелая работенка. Ты хочешь тренироваться?

Колючка попинала какую-то стружку носком сапога.

– Может, немного?

– Пожалуй, мы еще сделаем из тебя убийцу. Неси оружие.

С первыми проблесками рассвета Ральф растолкал их всех, недовольно ворчащих в своих постелях. От его дыхания во влажном воздухе шел пар.

– Подъем, отбросы! У вас впереди самый трудный день вашей жизни!

С тех пор, как они покинули Торлби, легких дней не бывало, но их кормчий был прав. Перетащить корабль через гору – в точности так же тяжело, как это звучит.

Они со стонами тянули веревки, с рычанием тащили за перевернутые внутрь весла, из которых получились ручки, толкали плечами киль, когда полозья зацеплялись. Хватались друг за друга в напряженном, воняющем, ругающемся сплетении. Даже несмотря на четырех волов, тянувших корабль за нос, все они вскоре были в синяках от падений, ободранные от веревок, избитые ветвями и усеянные занозами.

Сафрит шла впереди, чтобы очищать путь от упавших веток. Колл метался туда-сюда под килем с ведром дегтя и свиного жира, чтобы полозья продолжали скользить. Отец Ярви кричал погонщикам на их языке. Они никогда не использовали хлыст, лишь тихо напевали что-то своим волам.

Наверх, всегда наверх, дорогу почти не видно, и вся она усыпана камнями и корнями. Некоторые крались с оружием среди деревьев неподалеку от корабля, высматривая бандитов, которые могли бы прятаться в лесу, чтобы напасть на команду, ограбить и продать их в рабство.

– Намного выгоднее продать команду корабля, чем продать товары команде корабля, это уж точно. – Вздох Одды подразумевал, что он говорит на основании опыта.

– Или чем таскать корабль через лес, – проворчал Досдувой.

– Поберегите дыхание для подъема, – выдавил Ральф сквозь сжатые зубы. – Оно вам понадобится.

Когда утро прошло, Мать Солнце начала безжалостно палить, и жирные мухи кишели вокруг с трудом идущих волов и с трудом идущей команды. Пот тек ручьями по обритому черепу Колючки, капал с ее бровей и сочился из ее жилетки, так что она натерла себе соски. Многие из команды разделись по пояс, а некоторые и того больше. Одда трудился в одних сапогах, щеголяя самой волосатой задницей из всех, что когда-либо были у человека или зверя.